Вместе с Марией Волконской за 3 рубля 50 копеек они поселились в

Вместе с Марией Волконской за 3 рубля 50 копеек они поселились в покосившейся хибаре со слюдяными окнами и дымящей печкой. «Ляжешь головой к стене — ноги упираются в двери. Проснешься утром зимним — волосы примерзли к бревнам — между венцами ледяные щели«. Через щель в тюремном заборе Екатерина Трубецкая увидела своего князя, в кандалах, худого и осунувшегося, заросшего бородой, в оборванном тулупчике — и упала в обморок. Первые месяцы в Благодатском руднике были самыми тяжелыми для них. Каково было выросшей в роскоши во дворце женщине самой топить печку, носить воду, стирать белье, готовить еду, штопать одежду мужу. Она отдала заключенным все свои теплые вещи, а сама ходила в истрепанных башмаках и обморозила ноги. Из мемуаров декабриста Е.П. Оболенского: «Прибытие этих двух высоких женщин, русских по сердцу, высоких по характеру, благодетельно подействовало на нас всех; с их прибытием у нас составилась семья. Общие чувства обратились к ним, и их первою заботою были мы же. С их прибытием и связь наша с родными и близкими сердцу получила то начало, которое потом уже не прекращалось, по их родственной почтительности доставлять родным те известия, которые могли их утешить при совершенной неизвестности о нашей участи. Но как исчислять все то, чем мы им обязаны в продолжение стольких лет, которые ими были посвящены попечению о своих мужьях, а вместе с ними и об нас? Как не вспомнить и импровизированные блюда, которые приносились нам в нашу казарму Благодатского рудника — плоды трудов княгинь Трубецкой и Волконской, в которых их теоретическое знание кухонного искусства было подчинено совершенному неведению применения теории к практике. Но мы были в восторге, и нам все казалось таким вкусным, что едва ли хлеб, недопеченный княгиней Трубецкой, не показался бы нам вкуснее лучшего произведения первого петербургского булочника». В сентябре 1827 г. декабристов перевели в Читу, где условия значительно облегчились. Для жен декабристов выстроили целую улицу деревянных домиков и назвали ее Дамской. А в 1829 г. декабристам разрешили снять кандалы. В Чите у Трубецких появился первый ребенок: дочь Александра. И это было настоящим чудом после 9 лет бездетного брака. А затем дети у них стали появляться один за другим. В конце 1839 г. по отбытии срока каторги Трубецкой вышел на поселение в маленькое бурятское село Оёк Иркутской губернии. Там князь Трубецкой начал заниматься сельским хозяйством, познакомился с крестьянами и их бытом, стал заниматься садоводством, охотой, вел дневник наблюдений за птицами и природными явлениями и даже участвовал в разработке золотоносных приисков. А Екатерина Ивановна воспитывала детей, обучала их грамоте, языкам, музыке, пению. В 1845 году семье Трубецких разрешили поселиться в Иркутске. Дом помогла купить графиня Лаваль, мать Трубецкой. Всего в Сибири у них родилось 9 детей, но пятеро из них умерли в малолетнем возрасте, в живых осталось три дочери — Александра, Елизавета и Зинаида и сын Иван. В семье Трубецких воспитывались также сын политического ссыльного Кучевского, две дочери декабриста Михаила Кюхельбекера. Всем хватало места в этом гостеприимном доме. В период проживания в Иркутске декабристы так описывали Екатерину Ивановну: «В простом платье, с большим вышитым белым воротником, широкая коса уложена корзинкой вокруг высокой черепаховой гребенки, спереди, с обеих сторон спускаются длинные, завитые локоны, лучистые глаза, искрящиеся умом, сияющие добром и божьей правдой». Всем обездоленным в Иркутске был известен дом Трубецких. Екатерина Ивановна всегда оказывала помощь бедным крестьянам, не жалела пожертвований для церкви. Все окрестное население шло к ней за лекарствами, которые она получала из Петербурга и раздавала больным. Многие современники называли Екатерину Ивановну олицетворением неистощимой доброты, удивительным сочетанием тонкого ума и доброго сердца. До амнистии Екатерина Трубецкая не дожила 2 года: она умерла 14 октября 1854 г. от рака легких. На ее похороны пришел весь город — от бедноты до генерал-губернатора Восточной Сибири. Ее похоронили в ограде Знаменского монастыря рядом с умершими детьми. Князь очень горевал о жене, перестал бывать в обществе и даже не хотел уезжать из Иркутска после амнистии. Но его уговорили сделать это ради сына, которому было всего 13 лет и которому надо было дать хорошее образование. Перед отъездом он долго рыдал на могиле жены.